Ковалев-Сорокин Федор Данилович


Ковалев-Сорокин Федор Данилович (27(15).02.1886 – 30.07.1941) уроженец села Борисовки, Мордовского района. Происходил из крестьянской семьи. Образование среднее. В 1905–1907 – на службе в Военно-морском флоте. В 1907–1914 годах продолжал заниматься сельским хозяйством. Член партии социалистов-революционеров (ПСР) с 1909 года. В годы I мировой войны служил матросом на Балтийском флоте. После Февральской революции 1917 вернулся на родину – в Усманский уезд Тамбовской губернии и на местном губернском крестьянском съезде был избран депутатом в Исполком СКД.

Вернувшись в родные места, он начал по заданию губернского комитета социалистов-революционеров вести пропаганду среди крестьян. Идея «социализации земли» быстро нашла отклик в крестьянских сердцах. Пламенный агитатор и трибун, крестьянский сын быстро завоевал авторитет.


Воспоминания Ф.Д. Сорокина в период с марта по октябрь 1917 г.».


Февральская революция застала меня в Петербурге, вернее даже нет – в окрестностях Петербурга.

Предпочитая работать в провинции, в особенности среди крестьянства, я с большим удовольствием встретил постановление Главного морского штаба о командировке матросов Гвардейского экипажа, призванных из запаса, по заводам, работающим на оборону. Я взял командировку на Новопокровский сахарный завод. <…> Завод находится в 14 верстах от с. Борисовка, места моей родины. 25 марта я прибыл домой в Тамбовскую губернию. Крестьянство смутно тогда еще представляло себе, что произошло в Петербурге. Они знали, что Николая на престоле теперь нет, но кто вместо него правит Россией, они совершенно не знали.

Крестьяне в подавляющем большинстве нашего уезда также не знали, что теперь им делать, хотя в сознании было у них, что делать все-таки что-то нужно, правда, их еще отвлекал тогда от общественных и политических вопросов весенний сев. Крестьяне видели, как по волостям и селам проезжали из Усмани солдаты и разоружали стражников, урядников, приставов и земских начальников. Но этого ничего не предпринималось.

Волостные старшины и сельские старосты не знали еще, оставаться ли им на своих местах или, как старорежимная власть, должны уйти. Встретившийся в Мордове купец Придорогин ругал на чем свет стоит Петербургский Совет рабочих и солдатских депутатов, называя их мошенниками, негодяями и грабителями. А борисовский сельский учитель старик Маречков, не имеющий ничего общего с Придорогиным, при первой со мной встрече ругал социалистов-революционеров, даже был за то, чтобы их расстреляли (теперь большевики с ним согласны), в то же время восхвалял кадетов и, в частности, Милюкова.

Затем начался митинг. Я выступил первым. Должен заметить, что по заводу были развешаны в рамках, даже под стеклом, воззвания заводского комитета к рабочим и служащим завода. Комитет призывает рабочих и служащих напрячь все силы, чтобы помочь армии победить врага (немцев); мы не должны кончить войны, пока в руках России не будут Дарданеллы и Константинополь. В своей речи на тему дня я касаюсь роли рабочих в революции, а также не минул присяги и воззвания заводского комитета о завоевании Дарданелл и Константинополя. Напряженное внимание рабочих и буря негодования высшей администрации завода. Рабочие дружно кричали: «Замолчать!» Не мешать оратору. По окончании речи рабочие устраивают овацию, качают меня и громко кричат «ура!». Симпатия рабочих была завоевана. На следующий день директор завода извинялся передо мной за вчерашнее и разговаривал уже другим языком. А на предыдущем собрании рабочих и служащих Новопокровского завода меня единогласно при закрытой баллотировке избирают в заводской комитет, и все собрание упрашивает меня принять на себя должность председателя комитета. Я не мог на это согласиться, ибо меня оторвало бы это от работы в крестьянстве. Но, несмотря ни на что, меня все провели членом культурно-просветительной и народно-строительной комиссии. В то же время на Эртильском сахарном заводе <…>, находящемся в одной версте от с. Бобровка, куда я тоже заглядывал, рабочие, точно не разбиравшиеся в идеологии политических и социалистических партий, еще пели дифирамбы Милюкову. Поэтому и не удивительно, как в первые дни моего приезда в Борисовку одна из крестьянок нашего села, встретив меня на улице, Христом Богом просила меня зайти к ним в дом на стакан чаю. Захожу вот, и Филипп, и Федя говорят мне: «Все мы тебя ждали, ждали, нам хочется с тобой поговорить». И со слезами на глазах нерешительно спрашивает: «Скажи, ягодка Федя, что нам теперь будет лучше или хуже без царя-то? Вот мы уже думали тут, и Филипп, и Федя, но никак придумать не можем». После моего объяснения старушка, глядя на иконы, набожно перекрестилась: «Слава Богу, что лучше будет», – при этом свободно полной грудью вздохнула. Впоследствии эта старушка, ее муж Филипп и сын Федя не пропускали ни одного митинга (когда были дома) или сельского собрания, когда я присутствовал на таковых. В то время пока старушка оплакивала низвержение царя, а она была не единственная в своем роде, теперь с увлечением слушала социалистов, весьма охотно посещает все собрания, на которых таковые выступают. Многие торговцы пришли к выводу, что их песенка теперь спета, и один из мордовских торговцев, человек, пользующийся большим уважением людей своего круга, любивший философствовать на разные темы, слыл за весьма начитанного человека, обращается ко мне от имени группы торговцев за советом: «Что им делать, т.к. они имеют все-таки солидные суммы денег?» Я предложил им сделать так, чтобы их деньги принесли максимум пользы государству.

С окончанием весенних полевых работ крестьяне стали больше уделять времени политическим и общественным вопросам. Желание крестьян разобраться в происходящих событиях все расширяется и растет, а вместе с желанием разобраться в текущем моменте растет и желание к творческой созидательной работе. Свою работу пропагандистского, агитационного и общественного характера я начал в крестьянстве с Карпельской и Мордовской волостей, а затем работа развернулась шире. Первым передо мной стал вопрос об организации органов местного самоуправления временного характера. Для крестьян вопрос власти и формы ее был самым важным и насущным, но их также тревожила мысль, а получится ли единство действий крестьянства во всероссийском масштабе в форме создания власти на местах. Не могут ли крестьяне других волостей, уездов или губерний у себя принять другую форму организации органов власти – таковыми вопросами меня осаждали крестьяне со всех сторон. Я приступаю к составлению инструкции сельским и волостным исполнительным комитетам, по составлении я съездил в Тамбов в губернский комитет ПСР, получив одобрение и директивы от председателя Тамбовского губернского комитета ПСР Николая Николаевича Бабина. Вернувшись из Тамбова, я приступил к проведению выборов в сельские и волостные исполнительные комитеты в Карпельской и Мордовской волостях. Для успешной работы и координированных действий работал в других волостях. В половине апреля 1917 г. я созываю в селе Мордова районный крестьянский съезд, куда явились представители 7–8 волостей: Карпельской, Мордовской, Ново-Никольской, Чемлыкской, Талицкой, Сафоновской… а еще не помню, были ли от каких. Я был избран председателем съезда. На съезде разбирались следующие вопросы: текущий момент, инструкция органам власти на местах, продовольственные и в связи с появившимися ночью, перед днем открытия съезда в Мордове, листовками, призывавшими к погрому лавок, магазинов и складов, а также и к погрому помещичьих имений. Перед съездом стал вопрос о борьбе с контрреволюционными группировками и отдельными элементами, призывающими и провоцирующими население к погромам. По первому вопросу съезд высказался за укрепление и проведение в жизнь лозунгов, провозглашенных рабочими и солдатами Петербурга, на местах же немедленно приступить к выборам, где еще нет таковых, в сельские и волостные исполнительные комитеты. Первые избираются общими сельскими сходами всех граждан от 18 лет (мужчин и женщин) с расчетом один представитель от 100 жителей.

В деревнях, где жителей меньше трехсот, исполнительный комитет избирается из трех лиц. В селах с большим населением исполнительные комитеты выделят из себя президиум из трех лиц: председателя, заместителя и секретаря, первый считался сельским комиссаром. Волостной комитет избирается волостным собранием всех сельских комитетов в целом, последующим и решаются все волостные дела, такого рода организации съездом признавались временными до созыва Всероссийского Учредительного собрания. При решении продовольственного вопроса съезд учел следующие положения: как результат войны, а затем и революции, ухудшение железнодорожного транспорта неизбежно, а это влечет естественное ухудшение экономического положения по всей стране, чтобы обеспечить население данного района хоть минимальным количеством продуктов крестьянского потребления, необходимо теперь же приступить к проведению в жизнь данного постановления.

Съезд избирает продовольственный орган из трех лиц, я вхожу в качестве председателя данного органа, орган представляет из себя не что иное, как продовольственный районный комитет. <…>

Съездом была принята целиком мной написанная инструкция сельским и волостным исполнительным комитетам, с введением лишь еще пункта о борьбе с провокационными действиями контрреволюционных элементов с их призывом на погром помещичьих имений и торговцев. Из нескольких пунктов инструкции отмечу следующие: о соблюдении женского равноправия и о контроле сельскими и волостными исполнительными комитетами помещичьих имений, как имущества, так и ведения хозяйства, главное – обработки полей. Нарушение ведения установленного нормального хозяйства в имениях, а главное – плохая обработка полей, рассматривается как контрреволюционное деяние помещика, наносящее экономический ущерб России, а тем самым революции. Запущенные помещичьи земли и незасеянные, которые помещики не хотели обрабатывать, исполнительный комитет обязан взять под свое ведение и силами общества убрать хлеб с вычетом за работу, сдав его затем государству. В имениях движимое и недвижимое имущество, живой и мертвый инвентарь как народное достояние должно [быть в сохранности].

Должен сказать, что после районного крестьянского съезда работа мне до некоторой степени облегчилась, ибо крестьяне постановления съезда считали для себя законом. До созыва съезда я встречал и таких крестьян, которые мне говорили: «Чем тебе ездить по селам да волостям уговаривать-то нашего брата, лучше бы вы, раз уж там царя сбросили, прямо бы и писали из Петербурга нам приказ: сделать вот мол то-то и то-то. Старшин, старост – к черту, вместо них выбрать комитет. Ясное дело: мы [бы] подчинились и без всякой этой вашей… Если же помещиков долой, так бы и писал в приказе – помещиков долой, а уж мы-то тут с ними разделались [бы] как нужно». Хотя подобных крестьян я встречал не так уж чтобы много, но характерно отметить, что некоторые из таковых крестьян затем выступали ярыми общественными деятелями и заслужили уважение общества, каков был, например, Никиша Шевляков, крестьянин села Борисовка, секретарь сельского исполнительного комитета, очень толковый и разумный работник, хорошо затем осознавший <…> настоящей революции и интересы трудящихся. Насколько были велики желания крестьян разобраться в событиях, говорят следующие факты: меня посещали каждый день от крестьян разных сел с просьбой приехать к ним на собрание, таковых просьб было столько, что я не имел возможности их удовлетворить. Сами крестьяне перевозили меня из села в село. На собраниях такое внимательное отношение к оратору, что мне приходилось говорить по нескольку часов подряд. Например, в с. Больш[ая] Даниловк[а] Карпельской волости в первых числах мая 1917 г., несмотря на скверную, холодную, с дождем и снегом погоду, крестьяне собрались со всего села, было много и женщин. Просторная крестьянская изба и не менее просторные сени не вместили всех слушателей, из них очень многие стояли под мокрым липким снегом, к вечеру совсем перешедшим в дождь, у открытых окон. На этом собрании я говорил с десятимин[утным] перерывом ровно 7 часов, с двух дня до 9 вечера. На собраниях, помимо внимательного вслушивания в речи ораторов, крестьяне задавали целый ряд вопросов. Вопросы их были весьма разнообразны и существенны, в общем, они были таковы: «А что, если мы выбираем человека в Учредительное собрание, а он потом не нашу руку будет держать там?» <…> Весьма интересовал крестьян вопрос о судах, об органах местного самоуправления, как эти вопросы разрешит Учредительное собрание. Они хотели знать это наперед, сами же крестьяне, не намечая организационных форм местных органов самоуправления, лишь твердили одно и делали, чтобы так это и было: все народное, и нужно так, чтобы и сам народ все решал. У Бога-то все мы люди-то одинаковые, но чтобы всем делать-то заодно нужно, вот главное что. Я подчеркиваю, какое громаднейшее желание у крестьян к единству действий: во всероссийском масштабе всех трудящихся – к единству организационных форм местного народного самоуправления. Помимо вопросов общих, политических, поднимались вопросы частного характера. <…>


28 ноября 1917 года в Добринке его избрали не только уездным комиссаром, но и председателем крестьянского совета. Из Добринки новоизбранный совет перебрался в волостное Мордово. В декабре часть депутатов во главе с Сорокиным была арестована и заточена в Усманскую уездную тюрьму «за оказание противодействия Октябрьской революции». После освобождения в апреле 1918 жил в Воронеже и работал в местной организации партии эсеров. После восстания чехословацкого корпуса перешел в июне линию фронта и прибыл в Самару. Сотрудник Политического отдела Комитета членов Всероссийского Учредительного собрания (Комуча) в Хвалынске и Ижевске. После колчаковского переворота в ноябре 1918 жил нелегально в Новониколаевске и Владивостоке и продолжал работать в партийных организациях эсеров. В 1919-1920 гг. – член Центрального бюро ПСР. Летом 1919 морским путем переправился из Владивостока в Тифлис, где принимал участие в работе нелегального Комитета по освобождению Черноморья от Врангеля и Деникина. После занятия Красной армией Черноморья в июне 1920 арестован как эсер Новороссийской ГЧК и отправлен в ВЧК. После освобождения в сентябре 1920 поступил на работу агентом в Главтабак. В московской организации ПСР отвечал за материально-техническое обеспечение ее деятельности. Во время массовой операции ВЧК по «правым социалистам-революционерам» в Москве в марте 1921 скрылся при попытке его задержания и перешел на нелегальное положение. В конце марта попал в засаду на квартире члена ЦК ПСР Ф.Ф. Федоровича, но сумел бежать. Арестован 20 апреля засадой в квартире члена ЦК партии эсеров Л.Я. Герштейна. На допросе признался в принадлежности к ПСР, но на вопросы, касающиеся его партийной работы, отвечать отказался. Содержался в Бутырской тюрьме. В 1925 приговорен к заключению в Соловецком лагере особого назначения. В марте 1927 держал голодовку, затем пытался совершить самоубийство. В 1929 г. сослан на 3 года в Среднюю Азию.

После ареста Ф.Д.Сорокин-Ковалев доказывал: «Мне предъявляют обвинения в организационной работе по созданию партийного центра и в организации партии вообще. Я заявляю, что все эти обвинения не имеют под собой почвы ни на одну йоту. Я старый революционер и много в прошлом работавший на этом поприще, чего, конечно, не отрицаю. Но теперь после 6 лет и 5 месяцев заключения, заключения беспрерывного, из которого 3 года мне пришлось провести в Соловецком концлагере ОГПУ в таких условиях, что при одном воспоминании об этом волосы дыбом становятся: там я за три года пережил 133 дней голодовок, да по дороге сюда в Москву – 13. Итого 146. Из них одна была в 43 дня, потом в 25, в 34 и в 12 , из которых последние 7 суток с половиной я не принимал и воды (остальные голодовки были непродолжительны). Эти пребывания в режиме голодовки, ясно, подорвали мой организм донельзя. […] А главное, если бы я имел в виду заняться политической деятельностью, то зачем же мне было тащить сюда свою семью? Только в сентябре ко мне приехала жена и по моему настоянию.[…] Ясное дело, если б я имел в виду эту работу, я бы оставил на всякий случай семью в покое. А поэтому, зная, что за мной такого рода деятельности нет, то считаю, что тут или какие-то недоразумение в моем аресте, или опять начинается со мной, как это было в Соловках, ни за что, ни про что расправа».

Вопреки инсинуациям ОГПУ Ф.Д. Сорокин-Ковалев не был сторонником вооруженной борьбы: «Ввиду создавшегося положения внутри СССР, выход из него я вижу в трансформировании существующей власти, но противник свержения власти насильственным путем, путем гражданской войны или интервенции. Мотивы таковы: при насильственном перевороте в создавшихся условиях может воспрянуть реакция. Поскольку крестьянство отрицательно относится к существующей власти, особенно в связи с методами, которыми проводилась и проводится в настоящее время коллективизация сельского хозяйства. Таким образом, в результате насильственного переворота, когда к реакции присоединится и анархия, и остро станет национальный вопрос, то страна будет залита кровью».

6.11.1931 г. – ссылка в Петропавловск, Северный Казахстан.


В январе 1932 — Федор Данилович Сорокин-Ковалев обратился за помощью к Е. П. Пешковой. <3 января 1932>


«Уважаемая Екатерина Павловна!

Убедительно прошу Вас, поскольку возможно, принять зависящие от Вас меры, чтобы не допустить конфискации имущества моей семьи, проживающей в селе Борисовка Мордовского района Центрально Черноземной области. Местный сельсовет конфискует и без того весьма скудные пожитки моих детей, только лишь потому, что отец у них политический ссыльный. Как Вам известно, сам я происхожу из крестьянской среды: а именно, крестьян-тружеников. Дети мои, которых у меня двое: старшему Ивану теперь 26 лет и младшему Василию 18 лет, выросшие совершенно вне поля моего зрения и лишенные возможности получить какое-то ни было образование, кроме самой нисшей ступени грамотности, — все время занимались исключительно сельским хозяйством. Они имели одну лошадь, одну корову, три овцы, а бывали времена, когда лошади у них совсем не было. Полагаю, что такое хозяйство никак нельзя отнести к разряду кулацких. Тем более, что оба сына считаются хорошим работягами в селе, не лодыри, не пьющие спиртных напитков, оба даже не курят. С образованием в селе Борисовка колхоза дети безоговорочно вместе с другими крестьянами вступили в этот колхоз. К своим обязанностям в колхозе они относились в высшей степени добросовестно, а старший сын считался даже особенно выдающимся работником и почти все время в колхозе был бригадиром, особенно, в истекший год. При посеве хлеба и сахарной свекловицы на той части посевной площади, на которой производился посев бригадой сына, урожай получился несравненно лучше, по сравнению с теми площадями, где работали другие бригады. При призыве на военную службу он все время отбывал таковую в территориальной части, проходя ежегодно месячное обучение. Но вот в декабре истекшего года, при созыве родившихся в 1905 году на повторное месячное обучение в территориальные воинские части, старшего сына на взяли, считая старшего сына чуждым элементом и лишь только потому, что отец у него политический ссыльный. А 23 декабря того же истекшего года сельсовет сделал старшего сына, исключил его из колхоза, лишил права голоса и произвели опись всех пожитков, включая последнюю корову и избу с целью конфискации (лошади обобществлены в колхозе, а также и часть овец). И все это делается по одному и тому же мотиву, что отец у него политический ссыльный. Я говорю здесь о налете на старшего сына, так как младший сын с окончанием работ в колхозе на время зимы приехал ко мне в Петропавловск, где и устроился на работу. Жена с лета живет у меня, тоже приехала на время.

Ясное дело, что этой конфискацией наносится тягчайший удар всему нашему семейству, и старший сын со своей женой и малолетними детьми поставлен в безвыходное положение. Что ему теперь делать со своими крошками? А их двое у него: пяти и двух лет детишки. Смерть для них неминуема. А все это делается только потому, что отец у него политический ссыльный. Ведь я ссыльный не по классовой линии, а только за убеждения. И только за убеждения и держат меня в данное время в ссылке, так как ни о каких политических деяниях тут речи быть не может. И этого мало, что только за убеждения держат в ссылке меня, но за эти же мои убеждения и только за убеждения еще карают моих детей, да так карают, что жестче и придумать нельзя. Что может быть хуже для деревенского человека, да еще нигде небывалого, каковым является мой сын, как отобрав у него все до последней пары сапог и выгнав с малыми детьми из дому. Ведь он даже приехать ко мне в Петропавловск не может: с одной стороны, не на что, а с другой — сельсовет не даст ему удостоверения. И я совершенно не имею возможности помочь ему материально. Я надеялся на скорую посылку своих рукописей в редакцию журнала "Каторга и ссылка", но расправа над сыном с семьей так тяжело отразилась на меня, что мне теперь не до литературной работы. Да если бы я мог оказывать эту помощь, то все равно бесполезно. Пошли я деньги сыну, в связи с этим на него сейчас же взвалят налог в размере больше той сумы, которую пошлешь ему.

Я говорю, что положение создалось безвыходное и очень убийственное для всех нас и нашей семьи, включая и меня, поэтому я вынужден, в силу крайней необходимости, обратиться с просьбой о помощи к Вам. Я надеюсь, что Вы не откажете мне в этой просьбе и, хотя бы ради спасения малых детишек, возьмете на себя труд исходатайствовать отмену этой конфискации, а коль она уже произведена, то возвращения всего конфискованного моему семейству, я буду Вам очень и очень благодарен.

Просьба, поставить меня в известность о Ваших намерениях на этот счет.

Мой адрес: КССР, г Петропавловск, Почтамская улица, дом № 158.

Федору Даниловичу Сорокину

Ответа жду с нетерпением.

Ф. Сорокин.


P. S. Старшего сына я не видел вот уже свыше 12 лет, следовательно, моего влияния на него тут быть не может.

Ф. Сорокин


С 1935 года являлся участником руководящей группы эсеровской организации в Москве, принимал участие в выпуске антисоветских листовок. Арестован 14.06.1939 в г. Алма-Ата, Дубовая роща, дом Шевлякова. Приговорен к расстрелу 07.07.1941 Военной коллегией Верховного Суда СССР по обвинению в контрреволюционной деятельности. Расстрелян 30.07.1941. Место захоронения – Московская обл., Коммунарка. Реабилитирован 31.05.1991 Прокуратурой СССР.


Сорокин Ф. Д. Гвардейский экипаж в февральские дни 1917 года



Фаныгин Анатолий Петрович


Фаныгин Анатолий Петрович, механизатор, Герой Социалистического Труда. Родился в 1929 г. в селе Борисовке. Трудовой путь начал тринадцатилетним подростком в совхозе «Пугачевский» Воронежской области. После службы на Черноморском флоте по комсомольской путевке осваивал целину в Кокчетавской степи. За рычаги трактора сел в 1947 г.

В 1960 г. Фаныгин вместе с семьей переехал на постоянное место жительства в совхоз «Комсомолец» Тамбовского района. Через девять лет он возглавил тракторно-полеводческую бригаду. Применяя научно обоснованную систему земледелия, его бригада ежегодно выращивала высокие урожаи зерновых и технических культур. Передовой бригаде было присвоено звание коллектива высокой культуры земледелия.

В 1968 году Фаныгин получил бронзовую медаль ВДНХ СССР. За высокие производственные достижения в восьмой пятилетке механизатор в 1971 г. награждён орденом Ленина. В 1973 г. ему присвоено звание Героя Социалистического Труда с вручением второго ордена Ленина и Золотой медали «Серп и Молот». За отличные показатели по итогам первого года десятой пятилетки он удостоен ордена Октябрьской Революции.

Основную производственную деятельность Фаныгин сочетал с активной общественной работой. Он являлся членом областного и районного комитетов КПСС, членом парткома совхоза. Его избирали делегатом XXV съезда КПСС, депутатом Верховного Совета СССР.


Статья из журнала "Коммунист"


Фото из Тамбовского областного краеведческого музея